[Аномалия]

Вы рождены меня терзать
И речью ласково-холодной,
И принужденностью свободной,
И тем, что трудно вас понять,
И тем, что жребий проклинать
Я поневоле должен с вами,
Затем, что глупо мне молчать
И тяжело играть словами.
Вы рождены меня терзать,
Зане друг другу мы чужие.
И ничего, чего другие
Не скажут вам, мне не сказать.

\Аполлон Григорьев\

[sergych]

Тонкими гвоздями по жестянке крыши
Дождик выбивает монотонный ритм:
"Я - те - бя - не - вижу -
Я - те - бя - не - слы - шу -
Я - те - бя - не - пом - ню -
Серд - це - не - бо - лит..."

Маленькая тайна, маленькая драма.
- Ты о чём тоскуешь? - Так, навеял дождь.
Это всё непрочно, это всё непрямо,
Это всё непросто - ты и не поймёшь.

Маленькие люди, серые событья,
Беспризорка - осень лезет в мой карман.
Я отдам ей больше, чтоб тебя забыть и
Не болело сердце - я ей всё отдам.

А она в сторонку мокрой собачонкой.
Сморщит острый носик да сощурит глаз:
- Да на что, убогий, мне твои тревоги?
У меня их, знаешь - столько, сколько вас!

Сколько вас, побитых, звякая цепями,
По моим бульварам да за кругом круг!

И швырнёт обратно через весь сентябрь
Красный шарик сердца в трещинках разлук.

/Роман Точилин/

[Аномалия]

ЧЕРНЫЕ ОЧИ

Очи черные, очи страстные!
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час!

Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу траур в вас по душе моей,
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нем сердце бедное.

Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Все, что лучшего в жизни бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам!


\Евгений Гребенка\

[sergych]

Часы

Твои часы спешат, мои часы отстали.
Мы в разных временах. Я к этому привык.
Я поверну медаль, и разгляжу едва ли
На аверсе твой полустёртый лик.

Твои часы бегут, мои бредут неспешно,
И в сонном забытье - колышется едва -
Уставшей рыбкой спит последняя надежда
И тянутся - потянутся слова.

Твои часы летят, а дни мои влачатся,
Вон - искоркою ты ушла за горизонт...

А я ломаю слог и проклинаю счастье,
Задевшее меня твоим крылом.

/Роман Точилин/

[Аномалия]

ПРОСТОВОЛОСАЯ ГОЛОВКА

Простоволосая головка,
Улыбчивость лазурных глаз,
И своенравная уловка,
И блажь затейливых проказ —

Все в ней так молодо, так живо,
Так не похоже на других,
Так поэтически игриво,
Как Пушкина веселый стих.

Пусть спесь губернской прозы трезвой,
Чинясь, косится на нее,
Поэзий живой и резвой
Она всегда возьмет свое.

Она пылит, она чудесит,
Играет жизнью, и шутя,
Она влечет к себе и бесит,
Как своевольное дитя.

Она дитя, резвушка, мальчик,
Но мальчик, всем знакомый нам,
Которого лукавый пальчик
Грозит и смертным и богам.

У них во всем одни приемы,
В сердца играют заодно;
Кому глаза ее знакомы,
Того уж сглазили давно.

Ее игрушка — сердцеловка,
Поймает сердце и швырнет;
Простоголовая головка
Всех поголовно поберет!

\Петр Вяземский\

[sergych]

У запретной черты...

протяни мне ладони, поделись теплотой –
тихий возглас утонет, он не твой и не мой.
обласкай меня взглядом, как же тают года.
невозможное рядом – ни сейчас, ни тогда.

подари мне улыбку, она станет моей.
а былая ошибка – стон других голубей …
и девчоночьим смехом от обиды трамвай
прозвонил – он уехал, ты его вспоминай!

ход обратный – неверный, поворот на кольцо
только что-то мне скверно, ветер прямо в лицо.
то не слёзы, тут судьбы … задрожали мосты –
верю, всё ещё будет у запретной черты.

/Александр Дмитровский/

[Аномалия]

ОНА

В напрасных поисках за ней
Я исследил земные тропы
От Гималайских ступеней
До древних пристаней Европы.
Она забытый сон веков,
В ней несвершенные надежды.
Я шорох знал ее шагов
И шелест чувствовал одежды.

Тревожа древний сон могил,
Я поднимал киркою плиты...
Ее искал, ее любил В чертах
Микенской Афродиты.
Пред нею падал я во прах,
Целуя пламенные ризы
Царевны Солнца — Таиах
И покрывало Монны Лизы.
Под шум молитв и дальний звон
Склонялся в сладостном бессилье
Пред ликом восковых Мадонн
На знойных улицах Севильи.
И я читал ее судьбу
В улыбке внутренней зачатья,
В улыбке девушек в гробу,
В улыбке женщин в миг объятья.
Порой в чертах случайных лиц
Ее улыбки пламя тлело,
И кто-то звал со дна темниц.
Из бездны призрачного тела.
Но неизменная не та
Она скользит за тканью зыбкой,
И тихо светятся уста
Неотвратимою улыбкой.


\Максимилиан Волошин\

[sergych]

Будто не было...

У меня тебя будто не было,
это небо нам
дарит небыли.
И вернуть тебя так же призрачно,
солнце сумрачно
в глубине зрачка.
Затаилась ты серым облаком,
тёплым образом,
светлым обликом.
Поселила ты в моём сердце грусть,
прошлых вёсен гроздь,
отшумевших гроз.
Знаю, ты теперь - отзвук тишины,
неутешены
наши хижины.
Ни подруги нет, нету и жены,
в кровь размешаны
и заснежены,
Ледяной водой мы застужены,
знать не суждено
и заслуженно
Мне досталась лишь пустота одна,
чистота огня,
далеко ль до дна?
Так живи и будь уж такой, как есть-
дни не трудно счесть,
вот такая весть.
Рисовал тебя ярко красками,
не напрасно ли
грел я ласками?

/Михаил Беликов/

[Аномалия]

В эту ночь я буду лампадой
В нежных твоих руках...
Не разбей, не дыши, не падай
На каменных ступенях.

Неси меня осторожней
Сквозь мрак твоего дворца, —
Станут биться тревожней,
Глуше наши сердца...

В пещере твоих ладоней —
Маленький огонек —
Я буду пылать иконней —
Не ты ли меня зажег?

\Максимилиан Волошин\

[sergych]

Напиться бы до беспамятства...

Напиться бы до беспамятства – забыться бы во хмелю…
И каяться-каяться-каяться б за то, что тебя люблю…
Измучиться бы бессонницей, проплакать бы до утра…
И завтра бы не опомниться от сказанного вчера.

Делить бы тебя с соперницей и ныть бы – не повезло…
И то, что тебе доверится – пусть скажется тяжело
Похмельностью и зализами душевно-сердечных ран…
Наесться б постельной честностью наших страстей и драм.

И с крыши шагнуть бы запросто: вздохнуть - и на раз, два, три…
Осколком стекла без жалости резать бы изнутри
Себя метастазы памяти… Уйти в ледяной отрыв…
И чайкой беспомощно падать бы, про крылья свои забыв…

Отдаться б тебе яростно, чтоб – в крик да срывая пульс…
Да ревновать сладостно… И думать, что не боюсь
Рассеяться в звездное крошево у нежности на краю…
Да не смогу, хороший мой – я слишком тебя люблю…

/Екатерина Уварова/